Человек человеку волк, а зомби зомби зомби.
читать дальше
Я выхожу из парикмахерской с непривычным ощущением, что взгляд стал шире.
Не знаю, как ты меня убедил. Раньше волосы мне стриг только Сэймэй, потому что у меня была боязнь острых предметов. Мама часто замахивалась на меня вилками, ножами… Ножницы не внушали мне страха только в руках у брата. После его смерти я не стригся. Почти год прошел.
Ты мне ничего не говорил, ни разу. Не показывал, что замечаешь, как постоянно отвожу с лица непослушные пряди. А на прошлой неделе предложил подровнять челку, чтобы в глаза не лезла. Я представил щелкающие ножницы в чужих руках и отказался. Тогда ты пристально посмотрел и сказал, что можешь сам меня подстричь, если мне не хочется никуда идти. Но это означало бы признаться, что боюсь, я опять отказался, и ты не стал продолжать.
А сегодня днем я предупредил, что после школы отправлюсь в библиотеку, а из нее в парикмахерскую через пару кварталов. И дома появлюсь не раньше ужина.
Ты согласился. У тебя послезавтра очередной экзамен, так что я велел тебе сидеть дома и заниматься. Похоже, ты послушался: голос был сосредоточенный.
На улице уже почти стемнело. Я бросаю взгляд на часы: четверть восьмого. Поправляю кепку, спускаюсь с крыльца на тротуар и ускоряю шаг. Холодно, в лицо летит мелкий колючий снег, хорошо, что куртка не продувается.
- Эй, ты! - раздается за спиной, когда я подхожу к остановке. Оглядываюсь и вижу трех парней - один жует жвачку, двое курят. - Ты, ты! Иди-ка сюда, недомерок!
Я щурюсь, пытаясь сообразить, откуда знаю говорящего:
- Вы кто?
- Счас вспомнишь! - он в два шага подскакивает ко мне и наматывает на руку ремень сумки. - В ноябре ты мне, крысенок, чуть руку не прокусил, а теперь не узнаешь? Обещали ж встретить, забыл?
Осенний парк, еще до снега, плачущая Юйко… Они разражаются гоготом:
- О, признал! Ну, по-хорошему пойдешь или как?
- Да ладно тебе, - вступается третий, который до сих пор молчал, - пусти пацана, он и так сейчас со страху лужу сделает. На кой тебе этот младенец сдался?
- Да он мне, гад, такие следы зубов оставил, пришлось матери сказать, что собака покусала, - он дергает меня за сумку. - Папу-маму звать будешь?
Я хмыкаю, хотя внутри становится противно-зябко:
- Если вы трое на одного храбрые, зачем звать? Пошли, только недолго!
- Говорливый, - они переглядываются. - Сейчас расхочешь говорить. Тут недалеко. А насчет недолго - не обещаем, дружок, не обещаем…
Какой-то тупик, перегороженный мусорными контейнерами, стены без окон по ту и другую сторону. В пяти шагах от нас людная улица, а здесь темно и тихо. Ни ветра, ни снега, только они - и я.
Я не боюсь боли. Я ее часто терпел. Я сумею.
Только бы не все на одного…
А они так и делают. Успеваю увернуться от кулака, подставить ножку - и все. Удар в солнечное сплетение заставляет задохнуться и закашляться. Другой, метящий в скулу, задевает меня скользом, зато отдается звоном в ухе.
Они выше.
Сильнее.
Их трое.
И они готовы метелить меня, пока их кто-нибудь не спугнет… или…
Бросаюсь на ударившего, пытаясь попасть головой ему в живот. Он отпрыгивает, я по инерции пролетаю вперед и падаю на колени. Шапка сваливается, кто-то пинком отшвыривает ее.
Меня за волосы вздергивают вверх. В руке у того, узнавшего, бритва.
- Ты меня запомнишь, - ухмыляется он, - лет-то тебе сколько, малыш?
- Не твое дело!
Что он собирается… Просто порезать меня? Или?.. Я отчаянно дергаюсь, но меня крепко хватают за локти.
- Вы, уроды! - я пинаюсь, а они ржут. - Пустите, слышите?
- Слышим, слышим, - ухмылка делается совсем гадкой. - Парни, а у меня идея! Смотрите, какой он хорошенький, прям девчонка! Как считаете?
Я не вижу тех двоих. Один у меня за спиной, второй где-то сбоку. Не вижу - зато взгляды чувствую. Не знаю, смогу ли отмыться от них… если вырвусь… Конечно, вырвусь! Должен!
На ширинку джинсов ложится чья-то ладонь. Никогда не чувствовал такого омерзения и страха. Как в кошмаре. Отчаянно лягаюсь:
- Сволочи! Не смейте!
- А ты прав, - обращается держащий меня к тому, который с бритвой. - Только не здесь. Прихватим на квартиру?
- На всю ночь сказка! - они перемигиваются над моей головой.
- Поехали. Где тачка?
- За углом, - не очень уверенно говорит третий, - а куда потом денем? Он ведь нас заложит! Да и несовершеннолетний…
- Глаза завяжем. Счас он нас не видел как следует, описать не сможет. Ну а сунется описывать… С того света достанем, - он нагибается ко мне и дышит в лицо запахом фруктовой жвачки. - Понял?
«Соби!! - я кричу про себя, но так отчаянно, что даже они должны слышать. - Соби!!»
- А мордашку я тебе потом подрисую, - обещает первый, - чтобы больше на настоящего мужчину походил.
- Он больше мужчина, чем ты.
Я даже не сразу понимаю, что у меня уже свободны и руки, и волосы. Одна твоя ладонь ложится мне на плечо, другая сжимает запястье того, с лезвием. Ты так сдавливаешь пальцы, что я слышу хруст костей.
Сломанная кисть повисает, как перчатка, лезвие падает. Парень шипит от боли, а потом делает резкое движение вперед, целя здоровым кулаком мне в лицо. Нос сломает, понимаю я будто со стороны. Не успеть увернуться…
Твоя ладонь встречает его на полдороге, стискивая, выкручивая, выламывая - так, что он выгибается вслед за твоим захватом. И я второй раз слышу противный хруст.
Третий, кажется, успел сбежать, а второй еще здесь, выдергивает нож. Я вскрикиваю, ты стремительно хватаешь меня за плечо и поворачиваешь. Я утыкаюсь в тебя. Как в тот… самый первый раз.
Не знаю, что ты делаешь. Но он до тебя, похоже, так и не дотягивается.
Я выхожу из парикмахерской с непривычным ощущением, что взгляд стал шире.
Не знаю, как ты меня убедил. Раньше волосы мне стриг только Сэймэй, потому что у меня была боязнь острых предметов. Мама часто замахивалась на меня вилками, ножами… Ножницы не внушали мне страха только в руках у брата. После его смерти я не стригся. Почти год прошел.
Ты мне ничего не говорил, ни разу. Не показывал, что замечаешь, как постоянно отвожу с лица непослушные пряди. А на прошлой неделе предложил подровнять челку, чтобы в глаза не лезла. Я представил щелкающие ножницы в чужих руках и отказался. Тогда ты пристально посмотрел и сказал, что можешь сам меня подстричь, если мне не хочется никуда идти. Но это означало бы признаться, что боюсь, я опять отказался, и ты не стал продолжать.
А сегодня днем я предупредил, что после школы отправлюсь в библиотеку, а из нее в парикмахерскую через пару кварталов. И дома появлюсь не раньше ужина.
Ты согласился. У тебя послезавтра очередной экзамен, так что я велел тебе сидеть дома и заниматься. Похоже, ты послушался: голос был сосредоточенный.
На улице уже почти стемнело. Я бросаю взгляд на часы: четверть восьмого. Поправляю кепку, спускаюсь с крыльца на тротуар и ускоряю шаг. Холодно, в лицо летит мелкий колючий снег, хорошо, что куртка не продувается.
- Эй, ты! - раздается за спиной, когда я подхожу к остановке. Оглядываюсь и вижу трех парней - один жует жвачку, двое курят. - Ты, ты! Иди-ка сюда, недомерок!
Я щурюсь, пытаясь сообразить, откуда знаю говорящего:
- Вы кто?
- Счас вспомнишь! - он в два шага подскакивает ко мне и наматывает на руку ремень сумки. - В ноябре ты мне, крысенок, чуть руку не прокусил, а теперь не узнаешь? Обещали ж встретить, забыл?
Осенний парк, еще до снега, плачущая Юйко… Они разражаются гоготом:
- О, признал! Ну, по-хорошему пойдешь или как?
- Да ладно тебе, - вступается третий, который до сих пор молчал, - пусти пацана, он и так сейчас со страху лужу сделает. На кой тебе этот младенец сдался?
- Да он мне, гад, такие следы зубов оставил, пришлось матери сказать, что собака покусала, - он дергает меня за сумку. - Папу-маму звать будешь?
Я хмыкаю, хотя внутри становится противно-зябко:
- Если вы трое на одного храбрые, зачем звать? Пошли, только недолго!
- Говорливый, - они переглядываются. - Сейчас расхочешь говорить. Тут недалеко. А насчет недолго - не обещаем, дружок, не обещаем…
Какой-то тупик, перегороженный мусорными контейнерами, стены без окон по ту и другую сторону. В пяти шагах от нас людная улица, а здесь темно и тихо. Ни ветра, ни снега, только они - и я.
Я не боюсь боли. Я ее часто терпел. Я сумею.
Только бы не все на одного…
А они так и делают. Успеваю увернуться от кулака, подставить ножку - и все. Удар в солнечное сплетение заставляет задохнуться и закашляться. Другой, метящий в скулу, задевает меня скользом, зато отдается звоном в ухе.
Они выше.
Сильнее.
Их трое.
И они готовы метелить меня, пока их кто-нибудь не спугнет… или…
Бросаюсь на ударившего, пытаясь попасть головой ему в живот. Он отпрыгивает, я по инерции пролетаю вперед и падаю на колени. Шапка сваливается, кто-то пинком отшвыривает ее.
Меня за волосы вздергивают вверх. В руке у того, узнавшего, бритва.
- Ты меня запомнишь, - ухмыляется он, - лет-то тебе сколько, малыш?
- Не твое дело!
Что он собирается… Просто порезать меня? Или?.. Я отчаянно дергаюсь, но меня крепко хватают за локти.
- Вы, уроды! - я пинаюсь, а они ржут. - Пустите, слышите?
- Слышим, слышим, - ухмылка делается совсем гадкой. - Парни, а у меня идея! Смотрите, какой он хорошенький, прям девчонка! Как считаете?
Я не вижу тех двоих. Один у меня за спиной, второй где-то сбоку. Не вижу - зато взгляды чувствую. Не знаю, смогу ли отмыться от них… если вырвусь… Конечно, вырвусь! Должен!
На ширинку джинсов ложится чья-то ладонь. Никогда не чувствовал такого омерзения и страха. Как в кошмаре. Отчаянно лягаюсь:
- Сволочи! Не смейте!
- А ты прав, - обращается держащий меня к тому, который с бритвой. - Только не здесь. Прихватим на квартиру?
- На всю ночь сказка! - они перемигиваются над моей головой.
- Поехали. Где тачка?
- За углом, - не очень уверенно говорит третий, - а куда потом денем? Он ведь нас заложит! Да и несовершеннолетний…
- Глаза завяжем. Счас он нас не видел как следует, описать не сможет. Ну а сунется описывать… С того света достанем, - он нагибается ко мне и дышит в лицо запахом фруктовой жвачки. - Понял?
«Соби!! - я кричу про себя, но так отчаянно, что даже они должны слышать. - Соби!!»
- А мордашку я тебе потом подрисую, - обещает первый, - чтобы больше на настоящего мужчину походил.
- Он больше мужчина, чем ты.
Я даже не сразу понимаю, что у меня уже свободны и руки, и волосы. Одна твоя ладонь ложится мне на плечо, другая сжимает запястье того, с лезвием. Ты так сдавливаешь пальцы, что я слышу хруст костей.
Сломанная кисть повисает, как перчатка, лезвие падает. Парень шипит от боли, а потом делает резкое движение вперед, целя здоровым кулаком мне в лицо. Нос сломает, понимаю я будто со стороны. Не успеть увернуться…
Твоя ладонь встречает его на полдороге, стискивая, выкручивая, выламывая - так, что он выгибается вслед за твоим захватом. И я второй раз слышу противный хруст.
Третий, кажется, успел сбежать, а второй еще здесь, выдергивает нож. Я вскрикиваю, ты стремительно хватаешь меня за плечо и поворачиваешь. Я утыкаюсь в тебя. Как в тот… самый первый раз.
Не знаю, что ты делаешь. Но он до тебя, похоже, так и не дотягивается.
-
-
07.03.2010 в 19:22